Записки бывшего афериста, или Витязь в еврейской шкуре - Максим Камерер
— Товарищ старший лейтенант, бубнил Витя, хлопая наивными глазками-ну как я могу, как вы говорите -стараться, если тут написано-«Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.»
Мне вот жить хочется. Я вот не смогу не щадить своей жизни за СССР, меня мама дома ждет…
Белый от ярости замполит, сдерживаясь из последних сил, уламывал Витька, мол стерпится-слюбится, да и не факт, что придется, он вот сам тоже…
— Что тоже? Вы тоже не готовы выступить …«на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик»? А зачем же Вы обещали? Вы-врун? На Вас, значит, Советское правительство рассчитывает, а случись чего-оно прикажет, а Вы ни тпру, ни ну?
— СУУУКА!!! Я тебя прибью, урод!!!
— За что? Это Вас постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение Советского народа, а меня не за что. Я ж не обещался!
Замполит попытался организовать Вите «темную» -но тут уж я вписался в тему. Нас, новобранцев держали отдельно-и я внятно объяснил жаждущим справедливости идиотам, что тронут убогого-будут иметь дело со мной.
Умные и так не горели желанием решать проблемы гансов, рискуя сесть при нехорошем повороте дела.
Через месяц до начальства таки доперло-что Витю не заставить. А что делать?
Пат. В воздухе висела идея отправить героя-правдолюба на дурку, но не хватало
фактов для окончательного диагноза. И Витюша мудро закончил партию блестящим эндшпилем. Он устроил гамбит. Поддался. Согласился принять торжественную клятву. Поскольку все мы уже приняли ее давно-для Витька устроили номер-соло. Офицеры радостно потирали руки, шепча про себя
— Только пусть подпишет, урод! Я ему, бля устрою службу! Я его, сука, научу Родину любить! Сгною на очках пидораса!
— Давай, Витя-ласково подбадривали они неофита елейными голосами. Вот тут подпиши!
— А знамя целовать?
— Ну, хочешь, поцелуй, но сначала-подпиши!
— Нет. Можно-я сначала поцелую?
— Ну, если хочешь-целуй!
Витя подошел к знамени части иначал его целовать. Увлекся. Пососал сосок бахромы, прикусил слегка, и продолжая жадно лапать стяг, громко задышал. Повисла нехорошая тишина. Строй выпученными глазами наблюдал, как шахматист насилует Знамя. Витя, пользуясь общим столбняком, закончил с предварительными ласками и приступил к делу: пропустил алое полотнище между ног и яростно закапулировал. Фрикции его учащались, лицо покраснело, руки тряслись…
Наконец, майор завизжал что-то нечленораздельное и толпа бросилась отрывать маньяка от святыни. Не тут-то было. Витек сделался буен.
Наблюдая эту сцену, я вспоминал свой любимый отрывок из Кена Кизи:
«… — только под конец, когда начальники поняли, что трое санитаров не двинутся с места, будут стоять и глазеть и борьбу придется вести без их помощи, и все вместе — врачи, инспектора, сестры — стали отрывать красные пальцы от ее белого горла, словно пальцы эти были костями ее шеи, и, громко пыхтя, оттаскивать его назад, — только тогда стало видно, что он, может быть, не совсем похож на нормального, своенравного, упорного человека, исполняющего трудный долг, который надо исполнить во что бы то ни стало. Он закричал. Под конец, когда он падал навзничь и мы на секунду увидели его опрокинутое лицо, перед тем как его погребли под собой белые костюмы, он не сдержал крика. В нем был страх затравленного зверя, ненависть, бессилие и вызов -и если ты когда-нибудь гнался за енотом, пумой, рысью, ты слышал этот последний крик загнанного на дерево, подстреленного и падающего вниз животного, когда на него уже набрасываются собаки и ему ни до чего нет дела, кроме себя и своей смерти.»
В отличие от Макмерфи, для Витька дурка оказалась домом родным. Через месяц он был комиссован вчистую-и уехал домой. Я же совершенствовал в роте свои навыки рукопашного боя. С тоской думая о том, что зря я все таки не послушал маму. Та так хотела видеть меня шахматистом.
Как Бегемот в Красную Армию сходил
Так вышло, что неслужившему Бегину крайне повезло с друзьями. В Общаге МИСиС в 1988 году он оказался среди сплошных дембелей. В повседневной жизни такого не встретишь. Дембельнутый гражданин обычно приходит на гражданку-пьет в компании штафирок, рассказывает об армии раз… (все слушают) …два (все зевают) …три (все бьют защитнику морду, так как заебал). Поневоле дембель вынужден заткнуться о наболевшем-и потихоньку превращается в нормального человека.
Не так было у нас. Вокруг-одни дембеля. Только дембеля. И никого, кроме дембелей. (Взяли и отпустили всех почти одновременно). Как нальют стакан-и пошло-поехало: «А у нашего старшины…» -и до утра. Бабы вешались поначалу. Потом вжились в тему и разбирались в тонкостях армейской жизни не хуже служивших.
— Саш, что ты гонишь-можно было слышать от милой еврейской девочки Кати за столом-
ты в учебке морской пехоты берет ушитый носил? Да тебе б его в трубочку свернули и в жопу б засунули! Сгнил бы на Очках!
— Ну не ушитый-тушевался завравшийся Саша- намоченный и высушенный по голове…
— Опять пиздеж! Еще скажи, что вместо «огурца» -офицерскую кокарду таскал. Ври-так с размахом!
— Нет, Степа, на «Обувке» отвеса нет. Это «Костер» был. На нем стоит. -горячилась аспирантка Света-а на ГП30 его убрали…
В общем за год мы милитаризировали наших баб до состояния военных экспертов.
Для допризывника же лучшей компании не придумать. Бегин прошел суровую армейскую школу заочно. Проблемы духа в армии общеизвестны-и чаще всего возникают из-за незнания. Сколько раз я скрежетал зубами впоследствии-вспоминая, как меня разводили поначалу разные необезображенные интеллектом граждане. Меня?! Такого всего умновеликого и сильномогучего? Развели? Как?
Как лоха.
Диман же постигал все писаные, и что важнее-неписаные законы армейского быта без ущерба собственной шкуре. К примеру, он полностью исключил из лексикона слова «можно» (можно Машку за ляжку и козу на возу-а в армии -разрешите), «спасибо» (за спасибо ебут красиво) -и тд.
Немного потренировался в строевой. Уяснил, как вести себя в коллективе старослужащих. Во всем спектре-от миролюбивого расхода (Хахан-нейтралитет) -до жесткого прессинга (Ты-дедушка? Кого ебет-тут все седые! -И табуреткой по черепу). Натренировался под нашим чутким руководством приемам казарменного боя в проходе между койками с превосходящим по численности противником с применением мебели и шанцевого инструмента. Узнал, как правильно распахать лицо оппонента бляхой солдатского ремня. Постиг технику подлого удара сапогом в кость.
Уяснил, что гансам верить нельзя в принципе. Офицер солдату -первейший враг. Ты для него даже не скотина. Скотину берегут. На тебе только пашут.
Тем временем Родина настойчиво напоминала Бегину о его священном долге.
На общем собрании долго решали: идти ему служить или косить? Так как, напоминаю, дембеля были студентами-а не оскотиненными человекообразными-то идеи типа: «Нас ебли и пущай тебе достанется» -у нас были не в ходу.
Решили-что «на дурку» -это перебор, но тянуть советовали до упора. То есть пока есть возможность-не идти. Точнее, шхериться как можно тщательней.
Тем временем у нас случился антивоенный путч
В котором Бегемот принимал самое деятельное участие. Как выяснилось впоследствии-не зря старался.
В конце концов деканат сдал Диму военкомату. Наши пидорасы (в плохом смысле этого слова) Аверкин да Лилеев страсть как любили сии кунштюки. Хоть уже начинали получать за то обратку: Лилеева благодарные дембеля уже разок отпиздили, а Аверу месили почем зря, часто-ногами.
Но говно из них выбить было невозможно. Точнее-не из чего выбивать было.
На «Угрешке» Диман пробыл 2 недели. В отличии от обычного призывника- (облеванного тела в состоянии «дрова») -он не отдался на волю случая. Иногда сваливал, подкупив водкой охрану. Мы чутко руководили выбором места
